Что стоит за цифрами рейтинга?

(Фрагмент выступления на круглом столе, посвященном обсуждению результатов социологического исследования, которое проводилось Фондом «Открытая социология» по итогам выборов президента Российской Федерации)

Говоря о совпадении или несовпадении результатов исследований с
результатами голосования, нужно учитывать, что мы ограничены в выборе
инструментария, особенно при проведении прямых линейных опросов. По факту того,
что мы предлагаем некую анкету (а это совершенно специфический документ –
человек должен иметь достаточно высокий уровень лояльности по отношению вообще
к системе социальных отношений и к власти в частности), результат надо
воспринимать с коэффициентом. Что я имею в виду? На вопросы этой анкеты
отвечают люди, которых надо рассматривать с коэффициентом лояльности (он, к
сожалению, пока не высчитан, хотя ФОМ пытался это сделать) примерно 1,3.

Мы при опросе специально фиксируем отказы.
В экстремальных ситуациях, когда люди раздражены выборами, отказов получаем до
одной трети. В среднем – одна четверть от числа людей, которым предлагается
заполнить анкету. Просто говорят: «я не буду отвечать». Как правило,
отказываются люди, имеющие внутреннюю установку нелояльности. Но это не значит,
что я в целом не согласен с постановкой вопроса. Картина опросом отражается
достаточно точно. Не филигранно – и факты совпадения, например, линейных
опросов с результатами выборов как раз и говорят о том, что фальсификации, скорей
всего, были.

Естественно, никаких доказательств
я предъявить в данном случае не могу, это одна из гипотез, которые существуют.
Я отталкиваюсь от того, что я уже сказал.

Первое: не может быть полного
совпадения, даже близкого, между данными социологических исследований, данными
эксит-полов — и реальными. Нужно учитывать ограниченность методик использования
социологических исследований. Это либо линейный, анкетный опрос – а вынести
такой опрос при тех технологиях, которые в настоящее время существуют, могут
далеко не все граждане.

Люди, которые отвечают на подобного
анкеты, – это люди, которых надо оценивать с коэффициентом лояльности не равным
единице. То есть, у них коэффициент лояльности выше среднего, они готовы
разговаривать с вами. Уходят от разговора или крайне раздраженные, или крайне
социально неприветливые категории – до них мы дотянуться не можем. Их можно
захватить другими методами – например, этнографическими – социо-этнографических
экспедиций, включенного или невключенного наблюдения. Это специальный
громоздкий инструментарий. Но в данном случае он нам не нужен, поскольку в
целом ситуацию данный полученный опрос отражает.

Второе. Я хотел бы, опять же,
отталкиваясь от цифр рейтинга фонда «Открытая социология», обратить внимание на
один очень важный факт, который, собственно, потом и заставит меня говорить о
социуме. Напоминаю вам классическую ситуацию, которую мы наблюдали в период
середины 90-х годов, во время второй предвыборной кампании Ельцина.

В канун выборов все социологи
фиксировали устойчивое снижение процентов Ельцина. В конце концов, мы стали
наблюдать удивительную картину, когда рейтинг доверия президенту колебался в
диапазоне от пяти до восьми-десяти процентов. То есть он не обладал никакими ресурсами
доверия.

В течение избирательной кампании,
которую вел Ельцин под лозунгом «голосуй, или проиграешь» (причем, подчеркиваю,
я не согласен с тем, что массовые или не массовые фальсификации принципиально
повлияли на результаты), социологи со всех социологических площадок, показывали
одно и то же: рост по экспоненте предвыборного рейтинга президента – он
поднялся до 50 и перешагивал через 50 процентов. Но после окончания выборов мы
наблюдали полученную с помощью нашего инструментария изумительную картину,
когда рейтинг оценки деятельности президента точно таким же образом, как он
забрался наверх, упал до 10-14 процентов, а потом опять начал спустя какое-то
время приближаться к семи процентам.

Что я хочу сказать – эти времена
совсем недалеко от нас находятся. То, что мы наблюдаем, это некая динамика, или
ситуация, связанная с массовыми настроениями. Реагировать просто на рейтинговые
показатели, в том числе и показатели выборов, и говорить, что мы вступили в
некую полосу стабильности и устойчивости, не совсем правильно. Надо искать и
обязательно рассматривать и другие индикаторы, которые подтверждали бы
устойчивость тех электоральных результатов и замеров электоральных настроений,
которые мы наблюдаем.

Я чрезвычайно благодарен коллегам,
что они ведут этот проект, потому что в нем эти индикаторы частично или в значительной
мере отражены. Например, можно посмотреть на индикатор удовлетворения
результатами выборов – достаточно нежесткая форма, напоминающая брежневскую,
которая взывает к эмоциям человека и общей установке по отношению к этим
выборам. Что мы видим? Уровень удовлетворения не перешагивает у нас через 20
процентов. При высоких рейтингах мы наблюдаем эмоциональную блеклость этих
позиций, низкую включенность в эту ситуацию. Люди голосуют с формулой «гражданского
долга» (на выборы ходить надо, потому что они организованы – то есть, это
рутинная процедура, которая людей не задевает), они делегируют в этом случае
свои полномочия – не только по управлению государством, но фактически
полномочия выбирать, даже в каком-то смысле отказываются от выбора).

Посмотрите, пожалуйста, на другие
индикаторы, которые провоцируют, заставляют задуматься: какое же реальное
содержание – социологическое, политологическое, социальное — кроется в этих
процентах.

Например, индикаторы, связанные с
тем, кто повлиял на результаты выборов – люди, которые говорят, что сделали
самостоятельный выбор, проголосовали за своего кандидата, находятся в
меньшинстве. То есть, избиратели делегировали право выбора президенту. Мало
того, что он управляет, он к тому же еще и выбирает.

Я хочу сказать, что по самой ткани
исследования таких интересных моментов достаточно много. Я имею в виду, что мы,
экспертное сообщество, разговаривая о рейтинговых показателях, должны в
настоящее время, по сути дела, создать для себя эти индикаторы устойчивости,
прочности, социально-политических электоральных установок. Зачем? Затем, чтобы
в определенный момент не сложилась та же ситуация, что и с Борисом Николаевичем
Ельциным – что мы выбираем президента, и вдруг неожиданно оказываемся в
ситуации, что, выбрав его, мы ему категорически не доверяем. (При всем том, что
все социально-политические ориентации, все установки у нас сконцентрированы
преимущественно на первых лицах – президенте и, как в некоторых регионах, в том
числе нижегородском, губернаторе; все – остальным институтам мы не верим.)

Поэтому уже сейчас, в настоящий
момент, эти индикаторы контроля (я имею в виду экспертного контроля, не
политического) социально-политических настроений нам нужно выявлять и держать
рядом с рейтинговыми показателями, причем они должны быть столь же важными, как
и рейтинговые показатели. Пока у каждой исследовательской группы эти индикаторы
свои, и все смотрят преимущественно на рейтинговые показатели.

Моя идея – рядом с рейтингом должны
появиться конкурирующие показатели, которые показывают устойчивость и
стабильность гражданских настроений людей, которые идут на выборы и голосуют.
Часть из них я уже указал – я не говорю, что они единственные или самые важные,
это вопрос открытый – мы должны в режиме дискуссий выявлять эти показатели, и в
процессе работы апробировать их.