Национализм и Постмодерн
В принципе
– националистом может считать себя кто угодно. Потому что национализмом – можно
считать что угодно. И если даже брать более или менее классические понятия,
например известную формулу Мадзини: «высшая свобода человека в подчинении его
интересам своей нации», то есть принять национализм в качестве признания
первичности национальной сообщности, чувства приоритетной солидарности людей,
относящих себя к одной нации и признающих приоритетность интересов своей нации над
приоритетами интересов любых других социальных групп – все равно вопросы
останутся.
Например –
что есть нация. Это можно признать бессмысленным вопросом, потому что тот, кто
присягает интересам нации – исходит из того, что он уже знает, ощущает и интуитивно
для себя определил, кого он считает представителями своей нации – то есть то,
что нация есть в его представлении.
Только у
другого, также говорящего, что он относится к этой нации – могут быть
совершенно иные представления по этому поводу.
Собственно,
научное, академическое толкование нации рассматривало ее как историческую
общность людей, объединенных территориально-географической общностью,
историко-культурно-языковой, государственно-политической, и экономической.
Имелось в
виду, что первые три общности – образуют народность, а добавление к ним
четвертой – превращает их в нацию. То есть два старые классические примера – до
Нового Времени во Франции существовали две народности: северная,
галло-франконская и южная, провансальская.
В Новое
время, особенно в результате процессов великой французской революции – они
сливаются в одну, французскую наци. В России, напротив – сложилась к этому
времени одна общерусская народность – которая в результате развития рыночных
отношений и промышленности, разделяется на три нации – великорусскую,
малороссийскую и белорусскую.
С этой,
классической точки зрения, во-первых, нации, в отличие от народностей, этносов
и племен – возникают довольно поздно – только тогда, когда в основном на
языковой основе возникают национальные рынки.
То есть –
примерно в середине второго тысячелетия нашей эры – кстати, в Англии, Франции,
Германии и России они возникают примерно одновременно – в 14-16 веках. В
России, как считается, единое национальное государство складывается во второй
половине 15 века – во времена правления Ивана Третьего. А потом, начиная с
взятия Казани при Иване четвертом – русское национальное государство начинает
переходить национальные границы и превращаться в то, что позже стали называть
империей – то есть государство с поликонфессиональной и полиэтнической основой.
В этом
отношении, если говорить о выделении из РФ исторических русских земель —
пришлось бы говорить о том, чтобы отдать кому-либо все, что можно – включая
Казань. Астрахань, Смоленск – ну, и так далее.
Если же
апеллировать к более древним временам, пытаясь признать исторически русскими
землями Харьков. Чернигов, Смоленск и Белую Русь – то окажется, что, скажем –
Владимир и Суздаль – это некие не вполне русские земли. Ну, а Вятка – так
абсолютно точно не русская.
Вполне
естественно, что кто-то с этим не согласится. Ни с выводами – ни с методологией
и определением понятия. И либо пойдет по пути германской трактовки нации:
«история, кровь, культура» — либо признает за категорией нация ее изначальное
этимологическое определение «племя» — то, что сегодня скорее имеет отношение к
этносу.
Собственно,
и «этнос» и «нация» – это лишь обозначение племени на двух разных языках –
греческом и латыни.
Просто
позднее, с наступлением нового времени, латинский термин стал использоваться
для обозначения новых исторических общностей, которые проживали в новых
государственных образованиях, сложившихся вокруг зон общей торговли,
определенных языковым единством. Хотя, скажем, во Франции – уже веке в 19
пришлось запрещать изучение в школах бретонского и иных местных языков бывшего
королевства. А так – подчас жители провинций подчас понимали друг друга не
лучше, чем сегодня – различные народы Индии или Китая.
В
отношении же крови… Немецкие ученые в рейхе, пытаясь разобраться по приказу Гитлера,
Розенберга и Геббельса с вопросами расовой генетики – с ужасом выяснили, что
немцы генетически куда ближе к славянам, чем к германцам. Просто значительную
часть нынешней Германии – некогда занимали славяне – очаг возникновения этой
группы – вообще Бранденбург, а территория России – исторически вообще не
столько славянская, сколько финская территория.
Германцы в
определенный период вытеснили славян – но что значит, вытеснили – дружинники
уходили, крестьяне – оставались. Приходил германские дружинники – и брали в
жены местных женщин. А их дети – и других местных женщин. Получились «немцы»
(это, кстати, позднее русское обозначение всех иностранцев: «не мы», «немые» —
не говорящие по-русски.
Кровь
получалась на 80 % славянская, культура – германо-римская.
Кого тут
считать какой нацией…
Самосознание
– было немецким. В превосходство своей расы – пока практика не опровергла –
верили вполне искренне.
Пока
существовал модерн – существовали более или менее классические представления о
национальном – объединяющие и поглощающие средневековую этничность.
Модерн –
это вообще эпоха рациональности, разумности и однозначности понятий.
Тем более,
что их логическая однозначность подкреплялась практической экономической
общностью.
Но вызрел
Постмодерн – с одной стороны, с его отрицанием единства истины и отрицанием
способности Разума на познание истины – когда последнему оставалась лишь
функция трактовки — которых могло быть множество: «У каждого – своя истина»,
«Каждый – по-своему прав».
Раз так –
каждый получал признавать за нацию то, что он захочет признать нацией.
А
во-вторых, основа того, что в классическом понимании превращало народность в
нацию – размылась: рынок вышел за пределы национальных государств. Стал
транснациональным. Отсюда и политическая основа национального объединения
национальное государство – стало утрачивать смысл. А тогда – в сложившихся
классических нациях на первый план стали выходить не объединяющие начала – а
историко-этнически разъединяющие.
В третьих
– национальные государства стали мешать политическим и надгосударственным
образованиям, выражающим интересы транснациональной экономики – и они с
удовольствием стали поощрять права тех или иных этногрупп разрывать старые
национальные политические образования, формально – требуя независимости.
Реально – интегрируясь на правах прислуги в складывающуюся транснациональную
структуру.
Последней
– вообще не нужны старые нации. Последней выгоднее, чтобы было много малых
разнообразных самоидентификаций – не позволяющим сохранять или создавать более
или менее крупные и сильные государственные образования.
А в
условиях постмодернистского «права на трактовку» — таких трактовок может быть
бесконечное множество. Потому что один скажет – что к русским относятся и
русские, и украинцы, и белорусы. Другой – что имеющие только голубые глаза и
льняные волосы. Третий – что имеющее в родстве только одного из четырех дедушек
неславянской крови – но обязательно из числа «коренных народов» России – самый
каверзный тут вопрос, как быть с финнами, турками, гуннами, и особенно –
хазарами. И еще – с готами. Четвертый, что ни в коем случаев число русских
нельзя включать рыжих и курносых – последнее. Кстати, наследие монголов, как и
веснушки – финно-угров.
Кто-то
скажет. Что русские – исключительно православные. Не православный – не русский.
Хотя тут вопрос о соотношении национализма и религии – вообще отдельный и очень
интересный. Потому что с классической точки зрения, национальное – требует
отказа от религиозного.
Отсюда и
вообще такая проблема: если нация – явление рожденное модерном и связанное с
модерном – то вообще сохраняется ли она как общность в эпоху Постмодерна? Если
нация создана национальным рынком и национальным государством, то сохраняется
ли она в эпоху транснационального рынка, и вообще в эпоху пострыночной
экономики?
А если
нация – это нечто иное, идущее из древности – то есть, Племя – то, во-первых,
откуда возьмутся национальные государства – тогда, в каждом нам привычной
стране, – должно существовать с десяток государств, если не сотни. И если нация
– это тоже, что и племя – то получается, что каждое племя имеет право на
самоопределение вплоть до отделения. А если не каждое – то чем определить грань
тех, кто имеет и кто не имеет. Если же не имеет никто – то кто вообще имеет
право на свое государство.
А если –
это Племя, то есть объединение, в общем-то, по крови, то национализм – это
вообще что такое: идеология племен, племенной разобщенности. Более традиционно
– вообще трайбализм.
Но
национальная общность, всегда считалась чем-то большим, чем-то, как раз
преодолевающим племенную и сугубо местную провинциальную разобщенность. Можно,
кончено, на все эти вопросы махнуть рукой и сказать, что истинный представитель
нации определяется не по научным определениям – а по своему
интуитивно-мистическому ощущению собственного единства с нацией.
Просто
тогда получится, что нация – это сугубо мистическое понятие. А национализм –
это всего лишь мистицизм – и место ему в мире духов и привидений.
На самом
деле понятно, что это далеко не так, но тогда нужно разобраться все-таки в
научным пониманием используемых категорий.
В
частности и потому, что любая политическая идеология – основой своей, так или
иначе, имеет некую научную основу.
А
национализм – это все же не одна из мировых религий – а одна из мировых
идеологий.
Оригинал материала опубликован на ленте АПН.
